Как сделать игрушку из бумаги своими руками

Дневник печорина и его значение. Журнал Печорина

Бессмертное произведение М.Ю. Лермонтова снискало славу первого русского социально-психологического романа. И, безусловно, во многом благодаря тому самому «журналу Печорина», которому посвящена данная работа.

Подобно пушкинскому , «Герой нашего времени» - роман, если можно так выразиться, многослойный. В данном случае можно говорить о трех кругах: внешним является Лермонтов, как автор (предисловие), средним - персонажи, от имени которых ведется повествование (попутчик Максима Максимыча и, собственно, сам штабс-капитан в частях «Бэла» и «Максим Максимыч») и внутренним - сам как автор дневника («журнала Печорина»).

И именно этот внутренний круг является основанием для того, чтоб считать роман психологическим. Он придает определенную завершенность повествованию, предоставляя читателю возможность анализировать происходящие в нем события с разных точек зрения. Он создает своего рода интимные отношения между произведением и тем, кто держит его в руках.

Не будь в романе этих «дневниковых» частей («Тамань», «Княжна Мери», «Фаталист»), картина была бы неполной и не особенно занимательной: две другие истории характеризуют главного героя несколько однобоко и, возможно, мало заинтересуют. Каким мы видим Печорина в «Бэле»? Я приношу извинения за откровенность - подонком, сгубившим девушку из-за собственной прихоти, не сказать - похоти. Мы открываем часть «Максим Максимыч» - и видим равнодушного и черствого человека, не способного даже мало-мальски оценить радушие старшего товарища, бывшего сослуживца. Поневоле возникает ощущение, что в центре романа находится подлинный антигерой. Но едва ли есть человек, за спиной которого - крылья. Так нет и тех, кто является воплощением абсолютного зла. Впрочем, вторые, допущу, существуют, но это уже скорее к психиатрии, чем к психологии. И автор приоткрывает завесу сомнений, предоставляя слово самому Печорину.

И тут «вдруг» выясняется, что не все так просто. Что не злость является основным мотивом его действий - зачастую бессмысленных и беспощадных, подобно русскому бунту в понимании Пушкина. Что во главе угла - разочарование, страдание, скука.

В Печорин рассуждает, в сущности, о судьбе всего человечества, о его роли в мироздании: «… были некогда люди премудрые, думавшие, что светила небесные принимают участие в наших ничтожных спорах за клочок земли или за какие-нибудь вымышленные права!.. И что ж? эти лампады, зажженные, по их мнению, только для того, чтоб освещать их битвы и торжества, горят с прежним блеском, а их страсти и надежды давно угасли вместе с ними <…>. Но зато какую силу воли придавала им уверенность, что целое небо со своими бесчисленными жителями на них смотрит с участием, хотя немым, но неизменным!.. А мы, их жалкие потомки <…> не способны более к великим жертвам ни для блага человечества, ни даже для собственного нашего счастия, потому что знаем его невозможность и равнодушно переходим от сомнения к сомнению, как наши предки бросались от одного заблуждения к другому, не имея, как они, ни надежды… <…>».

Вероятно, эти строки можно трактовать по-разному, хотя мне ближе всего прямая аналогия с присутствием и отсутствием веры в жизни человеческой. Речь даже не столько и не только о религии, как таковой, сколько о некоем нравственном стержне, который является основой цельной личности.

Я не хочу сейчас говорить о политике, но параллель напрашивается сама собой. Во времена СССР у нашей страны была идеология? Была. Насколько она была человечной, разумной и правильной - вопрос другой. Но жить во многом было проще. Была та самая пресловутая уверенность в завтрашнем дне, была осмысленность получения образования, например. Сейчас оно вроде для кого-то и лучше: в прошлом остались времена дефицита, у нас есть определенная свобода слова - и полное отсутствие единой государственной идеи. С одной стороны, борьба за свободу личности etc. А с другой - полная расхристанность. Свобода это, прежде всего, огромная ответственность, и нечасто простому смертному удается в условиях порой неоправданно больших свобод сохранять человеческое лицо. Перед нами непрерывно встают один за другим вопросы нравственного характера, и у нас есть право принять любое решение. И в известном смысле проще, когда хотя бы какие-то ответы регламентированы законами государства.

Человек верующий реже тяготится проблемами неопределенности. Да, мы все подвержены сомнениям, но христианин всегда найдет ответ на свой вопрос в Библии, мусульманин - в Коране и т.д. Печорин - атеист в высшем понимании этого слова. Как, наверное, и сам Лермонтов - впрочем, об этом не здесь и не сейчас. Он в душе не верит ни в бога, ни в черта, выражаясь проще - сам для себя является и высшем судьей, и преступником, и палачом. Вполне естественно, что ему от этого нехорошо, он сам себе изрядно надоел. А отвязаться – невозможно. Это свойство натуры. Он прекрасно все понимает, обладая незаурядной интуицией и проницательным умом. Но Богом быть, как известно, трудно…

«Журнал Печорина» объясняет, почему он является всюду лишним человеком, нигде не находит покоя. Потому что состояние покоя обусловлено обстоятельствами не внешними, но внутренними. И если человек не имеет собственной точки опоры в жизни, некоего душевного равновесия - увы, ни ему самому, ни людям, к нему приблизившимся, ничего хорошего это не сулит. Роль «журнала Печорина» сводится к тому, что история, носящая поначалу сугубо повествовательный характер, приобретает исповедальную окраску. И, конечно, служит основой для постепенного глубокого раскрытия образа главного героя. Мы смотрим на происходящее уже не извне: ведь дневник изначально рассчитан не столько на постороннего читателя, сколько на самого себя через некоторое время…

Стиль «Журнала Печорина» во многом близок к стилю авторского повествования в «Бэле» и «Максиме Максимыче». Еще Белинский отмечал: «хотя автор и выдает себя за человека совершенно чуждого Печорину, но он сильно симпатизирует с ним, и в их взгляде на вещи - удивительное сходство».

А). «Тамань»

«Журнал Печорина» открывает небольшая повесть «Тамань». Как писала В.И.Мануйлова: «Тамань - остросюжетная и вместе с тем самая лирическая повесть во всей книге.
Я считаю, что «Тамань» - своего рода столкновение двух стихий романа: реализма и романтизма. Но все в итоге объясняется самым обычным и прозаическим образом, хотя первоначально воспринимается Печориным (да и читателями) несколько романтически и подлинно поэтически. Это не удивительно. Например, Печорин попадает в непривычную и в нетипичную для дворянского героя обстановку. Ему кажется загадочной бедная хата с ее неприветливыми обитателями на высоком обрыве у Черного моря. И Печорин вторгается в этот непонятный для него мир контрабандистов, как камень, брошенный на гладкий источник».
Читатель вместе с Печориным начинает понимать, что девушка-контрабадистка только разыграла роль страстно влюбленной русалки, чтобы освободиться от непрошеного гостя-офицера.
Белинский высоко ценил «Тамань»: «Мы не решились делать выписок из этой повести, потому что она решительно не допускает их: это словно какое-то лирическое стихотворение, вся прелесть уничтожается одним выпущенным или измененным не рукою самого поэта строкой; она вся в форме; если выписать, то должно выписать всю от слова до слова; перессказывание ее даст о ней такое же понятие, как рассказ, хотя бы и восторженный, о красоте женщины, которой вы сами не видели».

Б). «Княжна Мери»

Вторая повесть, входящая в состав «Журнала Печорина», «Княжна Мери», разрабатывает тему героя времени в окружении «водяного общества», намеченную еще Пушкиным в известных строфах «Путешествия Онегина» («Уж пустыни сторож вечный…»);
Система образов в «Княжне Мери» глубоко продумана и уравновешена. В первых же записях Печорина от 11и 13 мая мы узнаем о Грушницком и Мери, о Вере и Вернере. Сразу же намечен круг основных персонажей, дана их полная жизненная позиция. По одну сторону от Печорина – Грушницкий и Мери, в отношениях с которыми раскрывается в основном внешняя сторона его жизни. По другую сторону – Вернер и Вера, из отношений, с которыми мы узнаем о подлинном Печорине, лучшей части его души.
Грушницкий – один из самых реалистичных объектированных образов. В нем отображен тип романтика не по внутреннему своему складу, а по следованию за модой. Этот вид романтизма, который нравится «романтическим провинциалкам до безумия», который только «драпируется» в романтические Необыкновенные чувства, возвышенные страсти и исключительные страдания». Его замкнутость на самом себе подчеркнута органической непосредственностью к подлинному духовному общению, к «неформальному диалогу»: «Он отвечает на ваши возражения, но он вас не слушает. Только что вы остановитесь, он начинает длинную тираду, по-видимому, имеющую какую-то связь с тем, что вы сказали, но которая на самом деле есть только продолжение его собственной речи».
Иной тип представляет Вернер. Он из разряда «странных людей». Е.Михайлова справедливо заметила: «Характерно, что обычному трафаретному светскому «обществу» Печорин предпочитает «странных людей». Единственным своим приятелем он избрал доктора Вернера, который подобно Печорину, поражает «странным сплетением противоположных наклонностей». (Михайлова Е. Проза Лермонтова)
Вернер – человек, по мнению Печорина «замечательный по многим причинам» И дальше Печорин дает развернутую характеристику человека, в котором писатель запечатлел тип русского интеллигента, скорее всего разночинца, материалиста, и демократа по своим убеждениям, человека богатой и сложной душевной жизни, сотканного, как и Печорин, из противоречий – в облике, внешних проявлениях и внутренних качествах. Вынужденный жить и служить в превелигерованной среде, он внутренне близок к простым людям. Он насмешлив и нередко исподтишка насмехается над своими богатыми сановными пациентами, но Печорин видел, как «Он плакал над умирающим солдатом». От его злых эпиграмм не один из самодовольных и сытых «добряков» прослыл «пошлым дураком». В то же время, все «истинно порядочные люди, служившие на Кавказе» были его приятелями. И в них современники угадывали ссыльных декабристов.
Подчеркивая внешнюю неказистость Вернера, Печорин особо выделял в его «неправильных чертах отпечаток души испытанной и высокой».
Грушницкий и Вернер – это две существующие в жизни ипостаси характера Печорина. Первый – утрированное изображение чисто внешних печоринских черт, второй воспроизводит немало из его внутренних качеств. В смысле Грушницкий контрастирует с непривлекательной внешностью Вернера, «Уродливо себялюбивой душе» Грушницкого противостоит обаяние «красоты душевной» Вернера: в душе первого «ни на грош» поэзии, другой поэт «на деле»; Грушницкий – ограниченный эгоист, Вернер способен на подлинно гуманные чувства и тд. Между тем простая арифметическая сумма качеств одного и другого не может дать характера, подобного Печорину. Он на много сложнее и значительнее их, вместе взятых, хотя порою и «впадает в Грушницкого» и действительно близок Вернеру.
Лермонтову удались и женские образы: жертвенно любящей, жаждущей счастья, но глубоко страдающей Веры и умной, благородной, нравственной и чистой Мери.
Мери – светская девушка, не лишенная духовных запросов, настроенная несколько романтически. В ее романтизме много наивно-незрелого и внешнего. Однако есть в этом романтизме и положительное звено – стремление к иной, более содержательной жизни. Особую многозначительность приобретает фраза Вернера, о московских барышнях, которые, призрев пустое кокетничанье «пустились в ученье». Мери «знает алгебру, читает по-английски Байрона.
Жертвой прихоти Печорина становится не бездумная кокетка, а существо юное, с порывами к идеальному не только в книжно-романтическом смысле; лично поэтому, Мери вызывает такое сочувствие читателя. Пожалуй, наиболее вероятно, что Мери, не появись на ее жизненном пути Печорин, благополучно пережила свой поэтический возраст и, скорее всего, превратилась в заурядную светскую даму. Своеобразную действенную сущность образа Мери отмечал Белинский: «В ее направлении есть нечто общее с Грушницким, хотя она несравненно выше него».
Образ Веры в какой-то мере проливает свет на возможные варианты судьбы Мери. Вера, очевидно, прошла тот же душевный «искус» приобщения ее Печориным миру дотоле неведомых духовно-нравственных ценностей и примеров, несовместимых с условной и во многом искусственной светской жизнью и моралью.
Романтическая основа судьбы Мери в значительной мере реалистически уравновешивается психологически мотивированным изображением постепенного зарождения и развития в душе чувства любви. Это нельзя сказать о Вере. Изнутри она остается нераскрытой. Ее всепоглощающая любовь к Печорину дана в готовом виде, возникновение и развитие этой любви можно только гадательно предполагать (что, и было в данном сделано). Это наиболее объектированный, лирического плана образ, представляющий собой как бы синтез образов Бэлы с ее естественностью и страстностью и Мери с ее утонченностью и сложной умственно-душевной организацией. В образе Веры, по словам Белинского «особенно отразилась субъективность взгляда автора. Но и он лишен какой-либо романтической ходульности и выспренности, и поэтому не выпадает из общего жизнедостоверного повествования о судьбе «странного человека», как Печорин.
Говоря о «Княжне Мери» нельзя не сказать о Печорине. Здесь Лермонтова интересует в первую очередь преломление различного отношения Печорина к любви, как сильнейшему человеческому чувству, его отношения с Мери – доведенная до своего крайнего по-печорински последовательного выражения «светская наука страсти нежной, утонченная и жестокая игра в любовь, поединок, в котором побеждает наименее поддающейся искренним порывам человеческого сердца. Здесь сказывается вся мера светской испорченности Печорина, хотя тут же проявляется и другая, более глубокая сторона его личности – способность искренне увлекаться малейшими проблесками в человеке красоты внутренней, душевной. Вспомним его не раз обращенные к себе вопросы: «Уж не влюбился ли я, в самом деле? Неужто я влюблен? Я так глупо создан, что это можно от меня ожидать?».

В). «Фаталист»

Роман заканчивается повестью «Фаталист». Главным действующим лицом является Вулич.
Портрет Вулича перекликается с вычеркнутыми в черновике «Максим Макимыч» рассуждениями о человеческом характере: «Наружность попутчика Вулича отвечала вполне его характеру». И тот час убеждаемся, что он и в правду не боролся с природными склонностями, он был их пленником: «Была только одна страсть, которой он не таил: страсть к игре. За зеленым столом он забывал все и обыкновенно проигрывал, но постоянные неудачи только разжигали его упрямство».
Этот офицер принадлежал к тому же поколению, что и Печорин, то есть к «жалким» наследникам героических времен, «скитающихся по земле» существам, лишенным веры и цели в жизни (о них, размышляет Печорин на ночной улице казачьей станицы). Но Вулич не жалуется ни на «жар души, растраченный в пустыне», ни на потерю «постоянства воли».Он довольствовался тем, что бездельно дразнил и испытывал судьбу « не сомневаясь в ее власти над человеком».

Значение журнала Печорина в романе М. Ю. Лермонтова "Герой нашего времени".

  1. В романе Лермонтова композиция и стиль подчинены одной задаче: как можно глубже и всестороннее раскрыть образ героя своего времени, проследить историю его внутренней жизни. История души человеческой, как заявляет автор в Предисловии к Журналу Печорина, хотя бы самой мелкой души, едва ли не любопытнее и не полезнее истории целого народа, особенно когда она.. . писана без тщеславного желания возбудить участие или удивление.
    Образ Печорина раскрывается двояко: с точки зрения постороннего наблюдателя и в плане внутреннего его самораскрытия. Вот почему роман Лермонтова четко делится на две части; каждая из этих частей обладает внутренним единством. Первая часть знакомит читателя с героем приемами внешней характеристики. Вторая часть подготавливается первой. В руки читателя попадает Журнал Печорина, в котором он рассказывает о себе в предельно искренней исповеди.
    После встречи автора с Печориным во Владикавказе в руки автора попадают его записки. В Предисловии к Журналу Печорина автор сообщает то, чего не мог бы сообщить сам Печорин: Печорин умер, возвращаясь из путешествия в Персию. Так обосновывается право автора на публикацию Журнала Печорина, состоящего из трех повестей: Тамань, Княжна Мери и Фаталист.
    В повестях Журнала Печорина, написанных от первого лица, появляется третий рассказчик, третье по счету авторское я сам Печорин, судьбой которого читатель заинтересовался еще в рассказе Максима Максимыча и значительность которого оценил по портретной характеристике, данной наблюдательным автором. И вот умный, скрытный Печорин, умеющий точно определить каждую мысль, всякое душевное состояние как самого себя, так и своих собеседников, с беспощадной откровенностью рассказывает о своей жизни, о глубокой неудовлетворенности собой и всем окружающим. В самоанализе, в рефлексии (по терминологии Белинского) сила и слабость Печорина, отсюда его превосходство над людьми, и в этом одна из причин его скептицизма, разочарованности.
    Стиль Журнала Печорина во многом близок к стилю авторского повествования в Бэле и Максиме Максимыче. Еще Белинский отмечал: хотя автор и выдает себя за человека, совершенно чуждого Печорину, но он сильно симпатизирует с ним, и в их взгляде на вещи удивительное сходство.
    При всем стилистическом единстве Журнала Печорина каждая из трех повестей, составляющих этот Журнал, имеет свою историко-литературную генеалогию.
    Тамань остросюжетная и вместе с тем самая лирическая повесть во всей книге по-новому и в реалистической манере продолжает традиции романтических разбойничьих повестей; вместе с тем в эту маленькую повесть вплетается распространенный в романтической балладе мотив русалки, ундины, но и он переведен в реальный жизненный план: ундина превращается в обольстительную контрабандистку.
    Л. Ф. Зуров отметил сюжетную близость Тамани к рассказу Жорж Санд LOrco. Этот рассказ Жорж Санд был напечатан в Revue des deux mondes в XIII томе 1 марта 1838 года. Лермонтов следил за этим изданием и, можно сказать с уверенностью, знал рассказ Жорж Санд.
    У Жорж Санд дело происходит в находящейся под австрийским владычеством Венеции. Заговорщики, мечтая об освобождении родного города, ведут безжалостную борьбу с австрийцами. Отважная венецианская красавица завлекает ночью молодых офицеров в свою гондолу и топит их в море. О ее гондоле в Венеции многие знают, даже австрийские пограничники видели ее, но считают лодкой контрабандистов. О контрабандистах Жорж Санд упоминает дважды. Во время ночной прогулки молодой австрийский офицер встречает ночную красавицу; как и девушка в Тамани при первой встрече с молодым русским офицером, она поет песню, как бы не замечая его, и т. д. При всей сюжетной близости к рассказу Жорж Санд по идейному замыслу, по отношению автора к воспроизводимой действительности Тамань представляет полную противоположность и этой, и другим романтическим новеллам предшественников Лермонтова.

Какую роль записи Печорина играют в раскрытии его характера? (17.1)

"Герой нашего времени" - первый крупный социально-психологический роман. В нем рассказывается "история человеческой души". Лермонтов в предисловии к произведению писал, что главный герой, Печорин - "точно портрет, но не одного человека: это портрет, составленный из пороков всего нашего поколения, в полном их развитии". Но так ли плох Печорин?

Композиция романа дает возможность лучше понять героя. В первой части произведения мы знакомимся с Печориным. Нам получается видеть его лишь со стороны, представлять его, основываясь на характеристике, данной другими персонажами. Вторая часть - журнал "Печорина" - представляет собой дневник, который вёл Григорий Александрович. В предисловии к этой части автор обращает внимание на то, что все в журнале было написано искренне и герой не скрывал своих пороков.

В таких главах, как "Княжна Мэри" и "Тамань", Печорин раскрывается перед читателем как человек, в душе которого есть место романтичным чувствам. Герой описывает в дневнике Мэри, Веру, Ундину с нежностью, уделяя внимание деталям. Так очень светлым и милым выходит описание танца с княжной. Образ Веры получается нежным и хрупким. А про Ундину Григорий Александрович пишет, что она очаровывает его.

Помимо этого, Печорин в своём дневнике показывает, что он самокритичен и несчастен. Герой задается вопросами: "Зачем я жил?", "Для какой цели я родился?". Внутри его постоянный конфликт между разумом и сердцем. Сам же Печорин говорит, что давно уже живет головой, а не сердцем и что в нем два человека, один из которых совершает поступки, а другой их анализирует и осуждает. Таким образом, читатель, благодаря журналу Печорина, может увидеть внутренний мир героя, его не только отрицательные, но и положительные качества.

Оценка: 14 баллов (из 14)

К1 - 3
К2 - 2
К3 - 3
К4 - 3
К5 - 3

Лучшие статьи по теме